http://www.karpov2010.org/ru/

ТОГДА И СЕЙЧАС ПРЕССА ОБЗОРЫ ГОЛОСУЙ ЗАДАТЬ ВОПРОС КАРТА САЙТА RSS

ГЛАВНАЯНОВОСТИИНТЕРВЬЮБЛОГИФОТОВИДЕОТУРНИРЫENGLISH

Главная
Анатолий Карпов: "Звание чемпиона мира хотели обесценить"
Пятница, 13.07.2012 00:23

Взять интервью у Карпова — огромная удача. Анатолий Евгеньевич не только шахматная легенда, но и удивительно доброжелательный собеседник, готовый дать развёрнутый, продуманный ответ на каждый вопрос. Круг тем, в которых 12-й чемпион мира является бесспорным экспертом, велик и не ограничивается шахматами. Мы успели затронуть лишь некоторые из них: место шахмат в современном мире, роль компьютерных программ в развитии игры, неудачи мужской сборной России на последних крупных турнирах. Поговорили о пропаганде шахмат в школах — эта тема для Карпова особенно близка: мало кто сделал для популяризации игры столько, сколько он. Попросили Анатолия Евгеньевича вспомнить некоторые эпизоды его спортивной карьеры, многим из которых можно было бы посвятить не одну статью.
Оригинал на sportlook.com

Но начать всё же решили с недавнего московского матча на первенство мира между Вишванатаном Анандом и Борисом Гельфандом. Как ни крути, для российской столицы это был первый поединок подобного уровня с середины 1980-х годов — времени, когда за шахматную корону боролись сам Карпов и Гарри Каспаров. Не поинтересоваться мнением о матче нашего прославленного собеседника было бы просто глупо. Тем более что оценку прошедшему событию Анатолий Евгеньевич дал жёсткую.

— Если оценивать противостояние Ананда и Гельфанда по качеству сыгранных партий и по их зрелищности, то, боюсь, это худший матч на первенство мира, по крайней мере в послевоенное время. Одна из главных причин — формат поединка. Конечно, 12 партий — это уже не то издевательство над шахматами, которое мы наблюдали на чемпионатах по нокаут-системе, но всё равно этого явно недостаточно.

Для полноценной, творческой борьбы требуется не менее 14−18 партий: тогда у соперников есть возможность рискнуть. А в коротком матче вся борьба, если шахматисты близки по силам, по сути сводится к тому, как бы не проиграть и поймать при возможности «надёжный шанс». Это мы и увидели в Москве. И конечно, это выхолостило матч, сделало его более скучным.

Кроме того, я категорический противник смешения различных видов шахмат. Определять чемпиона мира по классическим шахматам в быстрых партиях, а уж тем более в блице — это просто абсурд (напомним, что Вишванатан Ананд защитил своё звание, обыграв Бориса Гельфанда в мини-матче из быстрых партий; а если бы он завершился вничью, соперники приступили бы к блицу. — Прим. SportLook).

— Ананд и Гельфанд играли в Третьяковской галерее. Сработала ли задумка организаторов, старавшихся таким образом привлечь больший интерес к событию, вывести его из сугубо шахматной плоскости?

— Это замечательный эксперимент. Правда, новшеством это можно назвать только применительно к матчам за мировую корону, а турниры в музеях уже проводились не раз. Например, я однажды играл на турнире в Амстердаме, который проходил в музее Ван Гога. И поскольку играл я тогда очень быстро, то в промежутках между ходами успевал изучать картины. В итоге я как следует ознакомился с экспозицией.

— Во времена вашего чемпионства сомнений в том, кто является сильнейшим шахматистом планеты, не возникало. Сейчас же ситуация едва ли не противоположная: со многих сторон слышится критика существующей системы определения чемпиона. С чем это связано?

— Безусловно, руководство ФИДЕ допустило огромную ошибку, когда не стало бороться за участие Магнуса Карлсена в турнире претендентов. Да, норвежец сам отказался выступить в Казани, но у него, считаю, было на то моральное право. Слишком уж много решений принималось без учёта мнения шахматистов. Увы, сейчас позабыты многие правила проведения важнейших соревнований, которые были созданы за долгие годы. А ведь это были серьёзные наработки, они сыграли важную роль в организации моих матчей с Корчным и Каспаровым.

Отсутствие Карлсена в турнире претендентов — большая потеря. Думаю, у него были крайне высокие шансы выиграть этот турнир, а участие норвежца в матче на первенство мира придало бы этому событию другое измерение, значительно больший интерес.

Что же касается Гельфанда, то, конечно, это серьёзный шахматист, он давно и много работает, но всё же я не ожидал, что он выиграет отбор. Наверное, тут не обошлось и без удачи.

В целом же сложилась довольно странная ситуация, чем-то схожая со временами позднего Ботвинника. Помнится, тогда и Петросян, и Спасский, и даже Керес (хотя он и сам почти того же поколения, что Михаил Моисеевич) говорили: главное — добраться до чемпионского матча. А уж с постаревшим, ослабевшим Ботвинником справиться будет проще. Сейчас очень похоже: практическая сила Ананда в последние годы тоже заметно упала. Возможно, дело в недостатке мотивации, возможно, в чём-либо ещё, но это очевидно.

— И всё же — нужно ли менять систему розыгрыша чемпионского звания?

— Быть может, вместо матчей по нокаут-системе стоит проводить турниры. Возможно, и чемпиона имеет смысл выявлять в матчах-турнирах. Но это не главное. Важнее, что за последние годы в развитии шахмат было допущено очень много ошибок. Все мы помним, какой интерес вызывали шахматы во время моих матчей с Каспаровым и с Корчным. Тогда мы были значительно популярнее гольфа, тенниса, не говоря уже о покере. Но с тех пор шахматы только теряли свои позиции, а эти виды спорта, наоборот, набирали, причём стремительными темпами. Сейчас все они значительно опередили шахматы по популярности.

Громадное упущение ФИДЕ состоит в том, что не ведётся практически никакой работы с прессой. Особенно с телевизионной — шахматы попросту исчезли с экранов. Ничего не делается и в Интернете. Быть может, в ФИДЕ просто не знают, как к этому подступиться? А ведь Интернет — это большой помощник в популяризации нашего вида спорта.

— Вхождение шахмат в Интернет — одна из составляющих их компьютеризации. На ваш взгляд, компьютеры принесли шахматам больше пользы или вреда?

— Усиление шахматных программ, конечно, изменило лицо шахмат. В первую очередь были отменены доигрывания партий, а это негативно сказалось на уровне игры. Дело в том, что доигрывание требовало глубокого анализа, развивало навыки понимания и разыгрывания эндшпиля.

Сейчас же до эндшпиля дело часто и не доходит, и недостаток анализа приводит к тому, что даже на самом высоком уровне шахматисты допускают такие ошибки, которые не были свойственны нашему поколению.

Да, наверное, для любителей отмена доигрывания — это плюс, вроде как стало быстрее, интереснее. С другой стороны, тут ведь тоже была своя изюминка. Раньше, когда интересная партия откладывалась, её обсуждали, анализировали, а теперь этого нет, ты просто получаешь голый результат. В итоге потребность в анализе и интерес к нему упали не только среди профессиональных игроков, но и среди любителей.

— Компьютеры — это ещё и источник возможных подсказок. Шахматисты теперь играют в «стеклянных клетках».

— Да, причём это пробовалось уже давно. За стеклом играли и мы с Камским в Элисте  (речь идёт о матче на первенство мира ФИДЕ в 1996 году. — Прим. SportLook),, а впервые такое было, если я не ошибаюсь, в 1980-м в Буэнос-Айресе, во время претендентского матча между Корчным и Полугаевским. По-моему, на пользу игре это не идёт: теряется контакт со зрителями, понижается эмоциональный фон. Думаю, это тоже сказалось на не слишком высоком качестве матча Ананд — Гельфанд.
В 1986-м мы с Каспаровым взяли руководство на себя

— Даже в отсутствие Карлсена турнир претендентов выиграл Гельфанд, а не кто-либо из россиян. Отечественная школа утрачивает свои позиции?

— Как я уже говорил, успех Гельфанда — это и некоторое стечение обстоятельств, где-то его соперникам просто не повезло. Но, конечно, нельзя не заметить: молодые шахматисты сегодня недорабатывают, недобирают. Если вспомнить историю послевоенных матчей, то там всегда была одна и та же ситуация: позиции чемпиона, который был значительно старше, штурмовало целое поколение молодых претендентов. Сейчас же нет не то чтобы поколения, но даже и значимого количества отдельных игроков. Из молодых явно сильнее всех смотрится Карлсен, а кто за ним — непонятно. Одно время мне казалось, что хорошие шансы у Сергея Карякина: начинал он здорово, но сейчас застыл в развитии.

— Как вы можете объяснить ставшие уже хроническими неудачи мужской сборной России на всех важнейших командных турнирах (в последний раз сборная России становилась победительницей шахматной Олимпиады в 2002 году. — Прим. SportLook)?

— Не знаю, как точно обстоит дело в команде, поэтому могу только высказать мнение со стороны. Думается, за последнее время изменилось отношение шахматистов к командным соревнованиям. Нет больше той сверхответственности за результат, и это притом что материальное поощрение за победу сейчас намного выше, чем в моё время.

У нас, у моего поколения, был совершенно другой подход. Очень показательна в этом отношении Олимпиада 1986 года в Дубае. На двух первых досках играли я и Каспаров, отношения между нами были весьма натянутыми, но когда мы поняли, что команда близка к поражению, мы стали действовать сообща.

Каждый из нас чувствовал, что загубить Олимпиаду для нас — двух сильнейших шахматистов мира — будет невероятным позором. В этот момент пришлось пойти на исключительные меры — отстранить от принятия решений тренеров и представителей федерации, взять всё руководство командой на себя.

Мы так и заявили руководителям федерации: можете отдыхать, за вами остаются только представительские функции. При этом, естественно, пойти на такое мы могли только при том условии, что ни я, ни Каспаров больше не пропускали ни одной встречи. В итоге Олимпиаду мы выиграли.

Вот этого чувства абсолютной ответственности за результат сейчас и не хватает. Каждый раз мы будто бы говорим: «Ну, не получилось в этом году — выиграем в следующий раз». А сколько уже было этих следующих разов? Не хватает и лидеров — не столько даже шахматного, сколько общечеловеческого плана. Каждый будто бы играет сам за себя. Всё это сказывается на командном результате, хотя совершенно очевидно, что почти на каждой доске россияне превосходят соперников. Если бы проводились круговые турниры по доскам, то российские шахматисты наверняка побеждали бы везде, кроме, может быть, первой-второй доски: у нас ведь очень глубокий состав.

— Поговорим о более приятном. Вы известны как активный популяризатор шахмат в школах, в том числе в отдалённых регионах России. Расскажите, пожалуйста, о последних успехах в этой области.

— Мы в самом деле активно развиваем школьные шахматы. За последнее время я посетил немало стран, открыл свой шахматный институт в Чикаго, два — в Чехии: в Лидице и в Праге. Участвовал в открытии первого специализированного шахматного класса в Молдавии — в этой стране вообще идёт замечательная программа, там создаётся 24 шахматных класса.

В России активную работу проводим в Тюменской области. На днях я как раз побывал в Тюмени и, помимо своих дел в качестве депутата Государственной думы, открыл в центре города шахматный образовательный центр имени Карпова. Сейчас в Тюмени шахматы в факультативном порядке преподаются в половине общеобразовательных школ и даже в некоторых детских садах.

— Откуда приходят преподаватели шахмат?

— Во-первых, это местный шахматный актив. Во-вторых, очень продуктивно работает созданная в Российской государственном социальном университете кафедра шахмат. Ректор университета Василий Иванович Жуков, согласившись создать эту кафедру, сделал большое дело для развития шахмат.

Нами также открыты шахматные школы в Ставрополе, в Коломне. Совершенно уникален созданный при моём участии клуб во французском Бельфоре. Там, в частности, находится лучшая в мире официальная шахматная библиотека.

— Интересуетесь ли вы другими видами спорта?

— С удовольствием смотрю футбол — финалы еврокубков, клубный чемпионат мира, матчи сборных. В своё время не пропускал хоккейных чемпионатов мира. Сейчас с интересом слежу за теннисом. Могу также отметить, что некоторые виды спорта за последние годы добились большого прогресса с точки зрения зрелищности. Волейбол, настольный теннис, бадминтон — техника и тактика этих дисциплин стала намного более динамичной, увлекательной.

— Вы провели десять матчей на первенство мира, последний из них — в возрасте 48 лет. В какой момент вы поняли, что настало время прекратить активную игровую деятельность?

— Я потерял интерес к борьбе за чемпионский титул со сменой формулы. Просто не понимал, как можно было всерьёз предлагать нокаут-систему, с её быстрыми партиями, блицем. Участникам приходилось постоянно менять ритм игры, переходить от одного вида шахмат к другому — и так по нескольку раз. Те же, кому везло выиграть в «основное время», получали огромное преимущество над менее везучими соперниками в следующих раундах.

Тут не могло быть и речи о какой-либо справедливости. Думаю, всё это было сделано для того, чтобы обесценить звание чемпиона мира.

Я не участвовал в общем безобразии — сыграл только матч с Анандом  (в 1998 году в Лозанне; матч закончился со счётом 5:3 в пользу Карпова. — Прим. SportLook). Мне стало грустно, и я перестал бороться за звание чемпиона мира. Соответственно пропал стимул к дальнейшей работе, я стал меньше времени уделять шахматам, реже выступать.

— Вы приложили максимум усилий, для того чтобы провести матч с Робертом Фишером, но встретиться с ним вам так и не удалось. Разделяете ли вы точку зрения, что именно Фишер был самым одарённым шахматистом второй половины XX века?

— Ну, это всё рассуждения чисто теоретического свойства. Не знаю, был ли Фишер самым сильным. Он был великолепен в турнирах, а его игра в матчах производила немного странное впечатление. Часто его преимущество носило не столько шахматный, сколько психологический характер. Многие откровенно боялись Фишера — и Тайманов, и Петросян (Тигран Вартанович так просто панически его боялся). В своём чемпионском матче Фишер раздавил Спасского в спортивном отношении, но качество партий было не таким уж высоким. Во второй половине соперники походили на повисших друг на друге боксёров — и судьба каждой партии в принципе могла решиться в любую сторону.

— Какой из проведённых вами матчей вы считаете самым значимым, самым ценным?

— Практически каждый из матчей на первенство мира. Конечно, матч с Корчным в Багио, четыре из пяти матчей с Каспаровым (только Лондон-Ленинград 1986 года был каким-то странным). Интересно было играть и с Яном Тимманом, и с Гатой Камским. И даже укороченный поединок с Анандом представлял определённый интерес. Считаю, что каждый мой матч становился событием в мире шахмат.

— Совсем недавно в Вене вам была вручена премия «Золотой глобус». Расскажите, пожалуйста, какое значение имеет для вас эта награда.

— Эту премию вручает Центр глобального диалога и сотрудничества (ЦГДС) — очень интересная организация, не так давно созданная по инициативе экс-президента Болгарии Петра Стоянова. В ЦГДС открывается экологическая программа, и мне предложили быть её руководителем. По-видимому, был учтён мой большой опыт в подобного рода деятельности. Экологическими проблемами я занимаюсь ещё с 1986 года, принимал участие в ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы.

В 1989-м мы устраивали Чернобыльский телемарафон, после землетрясения в Армении возглавляемый мной Фонд мира инициировал создание первых в нашей стране спасательных отрядов. Позже, когда организовывалось МЧС, наш отряд стал его первой боевой единицей.

— Как проходило вручение «Золотых глобусов»?

— Ежегодно присуждается пять премий: две — за программы, три — персональные. Награды первого типа получили организация Special Olympics, которой руководит племянник Джона Кеннеди — Тимоти Шривер (движение Special Olympics, вдохновителем которого была мать его нынешнего лидера Юнис Кеннеди-Шривер, проводит международные спортивные соревнования для людей, страдающих умственными расстройствами. — Прим. SportLook), и рок-группа Scorpions, проводящая сейчас своё прощальное турне.

Персональные же награды вручались в один день, на одной сцене. Помимо меня, их получили бывший президент США Билл Клинтон и лауреат Нобелевской премии мира Мухаммад Юнус, создавший на своей родине в Бангладеш систему малых кредитов для беднейших слоев населения. С Клинтоном, кстати, мы были раньше шапочно знакомы, теперь же пообщались куда интенсивнее. Не буду скрывать: оказаться рядом с такими людьми было приятно и почётно.